Неточные совпадения
Стародум. Благодарение
Богу, что человечество найти защиту может!
Поверь мне, друг мой, где государь мыслит, где знает он,
в чем его истинная слава, там человечеству не могут не возвращаться его права. Там все скоро ощутят, что каждый должен искать своего счастья и выгод
в том одном, что законно… и что угнетать рабством себе подобных беззаконно.
— Точно ли ты
в бога не
веришь? — подскочил он к Линкину и, по важности обвинения, не выждав ответа, слегка ударил его,
в виде задатка, по щеке.
— Что ты с ним балы-то точишь! он
в бога не
верит!
— Господи, помилуй! прости, помоги! — твердил он как-то вдруг неожиданно пришедшие на уста ему слова. И он, неверующий человек, повторял эти слова не одними устами. Теперь,
в эту минуту, он знал, что все не только сомнения его, но та невозможность по разуму
верить, которую он знал
в себе, нисколько не мешают ему обращаться к
Богу. Всё это теперь, как прах, слетело с его души. К кому же ему было обращаться, как не к Тому,
в Чьих руках он чувствовал себя, свою душу и свою любовь?
Его обрадовала мысль о том, как легче было
поверить в существующую, теперь живущую церковь, составляющую все верования людей, имеющую во главе
Бога и потому святую и непогрешимую, от нее уже принять верования
в Бога,
в творение,
в падение,
в искупление, чем начинать с
Бога, далекого, таинственного
Бога, творения и т. д.
Поверяя богу в теплой молитве свои чувства, она искала и находила утешение; но иногда,
в минуты слабости, которым мы все подвержены, когда лучшее утешение для человека доставляют слезы и участие живого существа, она клала себе на постель свою собачонку моську (которая лизала ее руки, уставив на нее свои желтые глаза), говорила с ней и тихо плакала, лаская ее. Когда моська начинала жалобно выть, она старалась успокоить ее и говорила: «Полно, я и без тебя знаю, что скоро умру».
О великий христианин Гриша! Твоя вера была так сильна, что ты чувствовал близость
бога, твоя любовь так велика, что слова сами собою лились из уст твоих — ты их не
поверял рассудком… И какую высокую хвалу ты принес его величию, когда, не находя слов,
в слезах повалился на землю!..
— Нет, вы, я вижу, не верите-с, думаете все, что я вам шуточки невинные подвожу, — подхватил Порфирий, все более и более веселея и беспрерывно хихикая от удовольствия и опять начиная кружить по комнате, — оно, конечно, вы правы-с; у меня и фигура уж так самим
богом устроена, что только комические мысли
в других возбуждает; буффон-с; [Буффон — шут (фр. bouffon).] но я вам вот что скажу и опять повторю-с, что вы, батюшка, Родион Романович, уж извините меня, старика, человек еще молодой-с, так сказать, первой молодости, а потому выше всего ум человеческий цените, по примеру всей молодежи.
— Я вас понимаю и одобряю вас вполне. Мой бедный брат, конечно, виноват: за то он и наказан. Он мне сам сказал, что поставил вас
в невозможность иначе действовать. Я
верю, что вам нельзя было избегнуть этого поединка, который… который до некоторой степени объясняется одним лишь постоянным антагонизмом ваших взаимных воззрений. (Николай Петрович путался
в своих словах.) Мой брат — человек прежнего закала, вспыльчивый и упрямый… Слава
богу, что еще так кончилось. Я принял все нужные меры к избежанию огласки…
— Он очень не любит студентов, повар. Доказывал мне, что их надо ссылать
в Сибирь, а не
в солдаты. «Солдатам, говорит, они мозги ломать станут:
в бога — не
верьте, царскую фамилию — не уважайте. У них, говорит,
в головах шум, а они думают — ум».
— Вот я была
в театральной школе для того, чтоб не жить дома, и потому, что я не люблю никаких акушерских наук, микроскопов и все это, — заговорила Лидия раздумчиво, негромко. — У меня есть подруга с микроскопом, она
верит в него, как старушка
в причастие святых тайн. Но
в микроскоп не видно ни
бога, ни дьявола.
— Такой противный, мягкий, гладкий кот, надменный, бессердечный, — отомстила она гинекологу, но, должно быть, находя, что этого еще мало ему, прибавила: — Толстовец, моралист, ригорист. Моралью Толстого пользуются какие-то особенные люди… Верующие
в злого и холодного
бога. И мелкие жулики, вроде Ногайцева. Ты, пожалуйста, не
верь Ногайцеву — он бессовестный, жадный и вообще — негодяй.
—
В бога, требующего теодицеи, — не могу
верить. Предпочитаю веровать
в природу, коя оправдания себе не требует, как доказано господином Дарвином. А господин Лейбниц, который пытался доказать, что-де бытие зла совершенно совместимо с бытием божиим и что, дескать, совместимость эта тоже совершенно и неопровержимо доказуется книгой Иова, — господин Лейбниц — не более как чудачок немецкий. И прав не он, а Гейнрих Гейне, наименовав книгу Иова «Песнь песней скептицизма».
«Неужели эта баба религиозна? Не
верю, чтоб такое мощное тело искренно нуждалось
в боге».
— Профессор, вероятно, вы не
верите в бытие
бога и для вас
бога — нет! — мягко произнес старичок и, остановив жестом возражение Пыльникова, спросил: — Вы попробуйте не
верить в Распутина?..
Где Вера не была приготовлена, там она слушала молча и следила зорко — верует ли сам апостол
в свою доктрину, есть ли у него самого незыблемая точка опоры, опыт, или он только увлечен остроумной или блестящей гипотезой. Он манил вперед образом какого-то громадного будущего, громадной свободы, снятием всех покрывал с Изиды — и это будущее видел чуть не завтра, звал ее вкусить хоть часть этой жизни, сбросить с себя старое и
поверить если не ему, то опыту. «И будем как
боги!» — прибавлял он насмешливо.
— У вас какая-то сочиненная и придуманная любовь… как
в романах… с надеждой на бесконечность… словом — бессрочная! Но честно ли то, что вы требуете от меня, Вера? Положим, я бы не назначал любви срока, скача и играя, как Викентьев, подал бы вам руку «навсегда»: чего же хотите вы еще? Чтоб «
Бог благословил союз», говорите вы, то есть чтоб пойти
в церковь — да против убеждения — дать публично исполнить над собой обряд… А я не
верю ему и терпеть не могу попов: логично ли, честно ли я поступлю!..
Я, конечно, не для того, чтоб вас дразнить, и,
поверьте, что
в Бога верую; но все эти тайны давно открыты умом, а что еще не открыто, то будет открыто все, совершенно наверно и, может быть,
в самый короткий срок.
— Если б у меня был револьвер, я бы прятал его куда-нибудь под замок. Знаете, ей-Богу, соблазнительно! Я, может быть, и не
верю в эпидемию самоубийств, но если торчит вот это перед глазами — право, есть минуты, что и соблазнит.
— Тут причина ясная: они выбирают
Бога, чтоб не преклоняться перед людьми, — разумеется, сами не ведая, как это
в них делается: преклониться пред
Богом не так обидно. Из них выходят чрезвычайно горячо верующие — вернее сказать, горячо желающие
верить; но желания они принимают за самую веру. Из этаких особенно часто бывают под конец разочаровывающиеся. Про господина Версилова я думаю, что
в нем есть и чрезвычайно искренние черты характера. И вообще он меня заинтересовал.
«Рад бы душой, — продолжает он с свойственным ему чувством и красноречием, —
поверьте, я бы всем готов пожертвовать, сна не пожалею, лишь бы только зелени
в супе было побольше, да не могу, видит
Бог, не могу…
Она прежде сама
верила в добро и
в то, что люди
верят в него, но с этой ночи убедилась, что никто не
верит в это, и что всё, что говорят про
Бога и добро, всё это делают только для того, чтобы обманывать людей.
Он
верил не
в то, что из хлеба сделалось тело, что полезно для души произносить много слов или что он съел действительно кусочек
Бога, —
в это нельзя
верить, — а
верил в то, что надо
верить в эту веру.
В категорический императив,
в долг немец
верит больше, чем
в бытие, чем
в Бога.
— Клянусь, Алеша, — воскликнул он со страшным и искренним гневом на себя, —
верь не
верь, но вот как
Бог свят, и что Христос есть Господь, клянусь, что я хоть и усмехнулся сейчас ее высшим чувствам, но знаю, что я
в миллион раз ничтожнее душой, чем она, и что эти лучшие чувства ее — искренни, как у небесного ангела!
—
Бог сжалился надо мной и зовет к себе. Знаю, что умираю, но радость чувствую и мир после стольких лет впервые. Разом ощутил
в душе моей рай, только лишь исполнил, что надо было. Теперь уже смею любить детей моих и лобызать их. Мне не
верят, и никто не
поверил, ни жена, ни судьи мои; не
поверят никогда и дети. Милость Божию вижу
в сем к детям моим. Умру, и имя мое будет для них незапятнано. А теперь предчувствую
Бога, сердце как
в раю веселится… долг исполнил…
— Аграфена Александровна, — привстал со стула Митя, —
верь Богу и мне:
в крови убитого вчера отца моего я не повинен!
— Ни единой минуты не
верил, что ты убийца, — вдруг вырвалось дрожащим голосом из груди Алеши, и он поднял правую руку вверх, как бы призывая
Бога в свидетели своих слов. Блаженство озарило мгновенно все лицо Мити.
Смеюсь с конторщиками: «Это
в Бога, говорю,
в наш век ретроградно
верить, а ведь я черт,
в меня можно».
— Семьсот, семьсот, а не пятьсот, сейчас, сию минуту
в руки! — надбавил Митя, почувствовав нечто нехорошее. — Чего ты, пан? Не
веришь? Не все же три тысячи дать тебе сразу. Я дам, а ты и воротишься к ней завтра же… Да теперь и нет у меня всех трех тысяч, у меня
в городе дома лежат, — лепетал Митя, труся и падая духом с каждым своим словом, — ей-богу, лежат, спрятаны…
— Вольтер
в Бога верил, но, кажется, мало и, кажется, мало любил и человечество, — тихо, сдержанно и совершенно натурально произнес Алеша, как бы разговаривая с себе равным по летам или даже со старшим летами человеком. Колю именно поразила эта как бы неуверенность Алеши
в свое мнение о Вольтере и что он как будто именно ему, маленькому Коле, отдает этот вопрос на решение.
А ведь иные из них, ей-богу, не ниже тебя по развитию, хоть ты этому и не
поверишь: такие бездны веры и неверия могут созерцать
в один и тот же момент, что, право, иной раз кажется, только бы еще один волосок — и полетит человек «вверх тормашки», как говорит актер Горбунов.
— Уж и ты
в Бога не
веришь? — ненавистно усмехнулся Иван.
Верите ли, он, больной,
в слезах, три раза при мне уж повторял отцу: «Это оттого я болен, папа, что я Жучку тогда убил, это меня
Бог наказал», — не собьешь его с этой мысли!
— Вероятно, не совсем
в этом, или говорили слова, да не
верили друг другу, слыша друг от друга эти слова, а не
верили конечно потому, что беспрестанно слышали по всяким другим предметам, а, может быть, и по этому самому предмету слова
в другом духе; иначе как же вы мучились
бог знает сколько времени? и из — за чего?
—
В первом городе объявите, что вы были ограблены Дубровским. Вам
поверят и дадут нужные свидетельства. Прощайте, дай
бог вам скорее доехать до Парижа и найти матушку
в добром здоровье.
Император Александр не
верил своей победе над Наполеоном, ему было тяжело от славы, и он откровенно относил ее к
богу. Всегда наклонный к мистицизму и сумрачному расположению духа,
в котором многие видели угрызения совести, он особенно предался ему после ряда побед над Наполеоном.
— Ишь ведь ты какая! и
в Бога-то
верить перестала!
Но, кроме того, ежели
верить в новоявленные фантазии, то придется веру
в Святое писание оставить. А
в Писании именно сказано: рабы! господам повинуйтесь! И у Авраама, и у прочих патриархов были рабы, а они сумели же угодить
Богу. Неужто,
в самом деле, ради пустой похвальбы дозволительно и веру нарушить, и заветы отцов на поруганье отдать? Для чего? для того, чтоб стремглав кинуться
в зияющую пучину,
в которой все темно, все неизвестно?
— Ну, теперь пойдет голова рассказывать, как вез царицу! — сказал Левко и быстрыми шагами и радостно спешил к знакомой хате, окруженной низенькими вишнями. «Дай тебе
бог небесное царство, добрая и прекрасная панночка, — думал он про себя. — Пусть тебе на том свете вечно усмехается между ангелами святыми! Никому не расскажу про диво, случившееся
в эту ночь; тебе одной только, Галю, передам его. Ты одна только
поверишь мне и вместе со мною помолишься за упокой души несчастной утопленницы!»
Можно было бы сказать, что я
верил в становящегося
Бога.
И я
верю последней, окончательной верой
в последнюю, окончательную победу
Бога над силами ада,
в Божественную Тайну,
в Бога, как Тайну, возвышающуюся над всеми категориями, взятыми из этого мира.
В Бога можно
верить лишь
в том случае, если есть Бог-Сын, Искупитель и Освободитель,
Бог жертвы и любви.
Я
верил всю жизнь, что божественная жизнь, жизнь
в Боге есть свобода, вольность, свободный полет, безвластие, анархия.
Если Бог-Пантократор присутствует во всяком зле и страдании,
в войне и
в пытках,
в чуме и холере, то
в Бога верить нельзя, и восстание против
Бога оправдано.
Потом
в глубине ничто и тьмы вдруг начал загораться свет, он вновь
поверил, что есть
Бог, «ничто» превратилось
в мир, ярко освещенный солнцем, все восстановилось
в новом свете.
Западные культурные люди мало
верили в возможность решить вопрос о
Боге и после споров расходились вовремя.
— Чудак ты, Казимир! — сказал он. — Я тебя нарочно спросил о Яне. Сомневаешься
в боге, а бабьим сказкам
веришь…
— Что он понимает, этот малыш, — сказал он с пренебрежением. Я
в это время, сидя рядом с теткой, сосредоточенно пил из блюдечка чай и думал про себя, что я все понимаю не хуже его, что он вообще противный, а баки у него точно прилеплены к щекам. Вскоре я узнал, что этот неприятный мне «дядя»
в Киеве резал лягушек и трупы, не нашел души и не
верит «ни
в бога, ни
в чорта».
— Ваш вопрос показывает, что вы,
в своем счастливом неведении, не можете даже понять натуры, подобной моей. Карьера?.. Это только счастливцев, как вы, ждет карьера, вроде гладкого шоссе, обставленного столбами… Мой путь?.. Пустынные скалы… пропасти… обрывы… блудящие огни… Черная туча,
в которой ничего не видно, но она несет громы… Вы
в бога верите?